белого хлеба (все почему-то хотели есть горбушки, за которыми устанавливалась очередь желающих). Кормили нас, в общем-то, вкусно, разнообразно и питательно. Поэтому, несмотря на то, что собрались здесь люди, влачившие многие годы полуголодное существование, мы не испытывали недостатка в еде. Исключением явились только 2 лагерных периода в июле 1951 и1952-го годов, когда нас летом в лагерях, в жаркое время почему-то кормили преимущественно селедкой и «шрапнелью» (ячневой кашей). Но и тогда мы голода не испытывали. «Мертвый час» после обеда был сначала мучительным ритуалом, но затем мы привыкли и иногда даже успевали за отведенные 45 минут немного вздремнуть. После «мертвого часа» нас отправляли на улицу заниматься спортом, Но за недостаточным количеством спортивных площадок и снарядов на 3 батареи (около 200 человек) ребят далеко не всем удавалось заняться чем-нибудь действительно интересным и нужным, особенно если и желания особого нет. Поэтому многие занимались совсем другими делами. Я, например, читал что-нибудь. С 17-00 начиналась самоподготовка: 3 учебных «часа» по 45 минут с 10-ти минутными перерывами. За учительский стол садился, как правило, Владимир Сергеевич, под присмотром которого мы готовили уроки на следующий день. Когда уроки были выучены, разрешалось читать художественную литературу. Преимущество отдавалось, конечно, произведениям изучаемых в это время авторов, но можно было читать и другую литературу. Я в те поры отдавал предпочтение таким книгам, как «Овод» Войнич и «Королева Марго» А. Дюма, произведения Н. Островского и А Гайдара, которые я перечитывал по несколько раз, произведениям Джека Лондона, Драйзера, Бальзака, Дюма, Золя, Конан Дойля, Парфенова и т. д. и т. п.. Читал я в основном случайно попавшуюся и заинтересовавшую меня по какой-то причине разнообразную литературу. Иногда во время самоподготовки Владимир Сергеевич проводил с нами занятия по сокращенной и полной подготовке исходных данных для стрельбы с закрытых позиций. Но он не только нас учил, но и сам учился, заочно в Военно-политической академии имени В. И. Ленина, которую закончил через год после нашего выпуска с золотой медалью. Припоминается один показательный случай, произошедший на самоподготовке. У меня хронически побаливал нос (я родился очень курносым, и мама, чтобы исправить ошибку природы, частенько довольно болезненно тянула меня за нос, наверное, поэтому он и побаливал). Витя Соколов об этом знал, потому что я частенько кому-нибудь грозился «дать в нос». И вот, когда Владимир Сергеевич объявил перерыв, Виктор, выбегая, слегка стукнул меня кулаком по носу. Я моментально схватил чернильницу-«невыливайку» и бросил ее в Виктора. От него чернильница срекошетировала в классную доску, а от нее – на Владимира Сергеевича и упала на его тетрадь. При этом чернильница хоть и не разбилась, но чернила из нее вылились на китель нашего любимого офицера-воспитателя (мы его между собой называли Володькой) и его тетрадь. Виктор убежал, я перепугался так, что даже прощения не попросил. Но Владимир Сергеевич только посмотрел на меня и стал осторожно промокать чернила на кителе и тетради. Ужин практически был похож на завтрак. После ужина у нас был целый час свободного времени. Мы готовились к следующему дню: гладили обмундирование, подшивали чистые подворотнички, а, чтобы грязные не стирать, мы покупали по метру белого материала и отрывали от него по необходимости, играли шахматные турниры, пели песни (особенно отличался Олег Латюк пением Неаполитанских песен) и, конечно, тайком курили. В 21-00 – вечерняя прогулка. Батареи строились в колонны по 4 и под командой дежуривших офицеров, а позже и сержантов, с песнями отправлялись маршировать по улице Артема до Львовской площади и обратно. Песни пели, конечно, строевые. С нами их разучивали предварительно музыканты из училищного духового оркестра, например, «Артиллеристы, Сталин дал приказ», «Прошла, прошла 30-я вперед», «Мы не дрогнем в бою за столицу свою» и др. Запевалой был Толя Соколов, которому помогал, по-моему, Олег Латюк. А некоторые песни мы разучивали и сами (в 10-ом классе), например, «Черные гусары», «Артшкольная», «Наша юность», которые я разучил во время каникул у Мишки Лысенко. Пришлось мне и запевать эти три песни, а помогал мне основной наш батарейный запевала – Толя Соколов. А, когда запретили вдруг «Артшкольную» (в политотделе не понравились слова: «Артшкольная, ты жизнь привольная»), Борис Буйвол сочинил свою песню, которую после длительной волокиты все же разрешили нам петь в строю (вне строя мы пели песни и без разрешения). К сожалению слова и мелодия этой песни не сохранились в памяти до наших дней. Когда батарея проходила мимо другой батареи, или мимо командира батареи, или мимо командования училища, командовавший батареей подавал команду «Смирно» – мы прекращали петь и переходили на строевой шаг, «Равнение на-а право(лево)» – мы прижимали руки по швам и поворачивали головы в указанную сторону. После прохождения подавалась команда «Вольно» и мы снова переходили на походный шаг. На вечернюю проверку батарея выстраивалась в коридоре повзводно в 2 шеренги. Заместители командиров взводов проводили перекличку воспитанников по спискам взводов и докладывали

стр.11