дежурному офицеру. Объявлялись приказы о взысканиях и поощрениях воспитанников и другие, проводилось назначение воспитанников в наряды. После проверки следовало почистить зубы и помыть ноги, что некоторые и делали, и ложиться спать (в 22-00 объявлялся «Отбой»). Опаздывать с укладкой в постель не полагалось, иначе могли последовать санкции типа тренировки всего взвода на скоростной многократный «Подъем» и «Отбой», или приказание опоздавшему вымыть туалет, или даже переползание по-пластунски вдоль всего коридора, что иногда практиковал Жора Романец. По субботам после обеда до ужина и после ужина до вечерней проверки было свободное время, а вечерняя поверка проводилась в 22-30 – 22-40 и «отбой» – в 23-00. В это время успевающих (не имеющих за неделю «двоек») и дисциплинированных (не имеющих замечаний по поведению и соблюдению распорядка дня) воспитанников, после двухмесячного карантина «увольняли» до вечерней проверки в город с правом не являться на ужин. По воскресеньям подъем был на 1 час позже, зарядка не проводилась, а после завтрака проводилась 3 «часа» самоподготовка. Все остальное время было свободным, вечером, в обычное время, ужин, вечерняя проверка и «отбой». После самоподготовки успевающих и дисциплинированных воспитанников до вечерней проверки «увольняли» в город. Было установлено правило: воспитанник, не имевший в истекшей неделе «троек», мог идти в «увольнение» и в субботу, и в воскресенье. А если у него были в Киеве родственники, он мог быть уволен и с ночевкой у родственников, то есть уйти в город в субботу после обеда и вернуться к вечерней проверке в воскресенье. Если же в прошедшую неделю человек получил хотя бы одну «тройку», то он мог быть отпущен в город только один раз – или в субботу, или в воскресенье. И все это при условии отсутствия замечаний по дисциплине. А этого достичь тоже было не так то просто, потому что запретов у нас было великое множество. Воспитанникам запрещалось: • нарушать строгие правила ношения формы одежды (обмундирование должно быть исправным, чистым, выглаженным, со «свежим» подворотничком и начищенными до блеска пуговицами и бляхой ремня, ремень должен быть затянут так, чтобы за него могла пролезть только ладонь руки, ботинки должны быть исправными и начищенными до блеска и т. п.); • нарушать распорядок дня (не выполнять предписанные распорядком обязанности, опаздывать куда бы то ни было, особенно из «увольнения» и т. д.); • пререкаться с командирами и старшими; • самовольно покидать расположение училища (уходить в «самоволку»); • неуставные отношения между воспитанниками или между воспитанниками и офицерами и старшинами; • курение и употребление спиртных напитков; • драки между собой и особенно с гражданскими в городе; • коллективное неповиновение командирам и начальникам («коллективка – организованное неподчинение отданному приказу считалось самым тяжким нарушением, граничащим с преступлением); • и тому подобное. Но до увольнения в город было еще далеко. Два месяца предстоял «карантин»: нас за территорию училища не выпускали, ходили мы в летней повседневной форме без погон, осваивали «премудрости» воинской службы – изучали воинские уставы, приобретали воинскую выправку и т. п., а также, естественно, изучали все то, что положено было по школьной программе. И носили мы в это время среди старших классов кличку «хазары», по-видимому, от Пушкинского «неразумные хазары». Через 2 месяца, накануне ноябрьских праздников нам, наконец, на торжественном построении батареи вручили погоны. Выдали нам и парадно-выходную форму одежды и впервые отпустили в город, «в увольнение», выдав каждому «уволенному» специально закрепленный за ним металлический жетон с номером. После возвращения из увольнения жетон сдавался дежурному по

стр.12