блондинка 35-ти лет. По-видимому, на эту грудь и «клюнул» наш бравый комбат подполковник товарищ Мень, судя по всему, одержавший скоро убедительную победу на долгие годы. Преподавала она свои предметы очень даже неплохо. Мы прилично освоили творчество Гончарова и А. Н. Островского, Тургенева и Чернышевского, Некрасова и Добролюбова, Салтыкова-Щедрина и Л. Н. Толстого, Чехова и Герцена, Шекспира и Мольера, Байрона и Гете, Бальзака и Гюго (это в 9-ом классе), Горького и Маяковского, Н. А. Островского и Шолохова, А. Н. Толстого и Симонова, Фадеева и Павленко, Б. Полевого и Корнейчука, Я. Купала и Сулеймана Стальского (это уже в 10-ом классе). При этом большое внимание уделялось сочинениям на тематику 9-го и 10-го классов, а для повышения грамотности иногда и во время уроков литературы проводились диктанты. В изучении литературы наряду с общими несомненными успехами, конечно, имел место быть и «социалистический» формализм, когда вместо литературного наследия и литературного творчества нам «пудрили мозги» сомнительными партийными постановлениями по некоторым литературным и другим произведениям, чрезмерным изучением «образов» всяческих героев и особенно образа Сталина в произведениях различных авторов и т. п. С историей нам повезло меньше – в каждом классе у нас был новый преподаватель. В 8-ом – майор Балюбаш Иван Михайлович, мало чем запомнившийся. Преподавал он скучновато. Возможно поэтому у меня в первой и четвертой четверти и за год по истории была «четверка» (при том, что во второй и третей четвертях были «пятерки» и при отсутствии завершающего экзамена). В 9-ом классе была уже Раиса Викторовна Воскова. Несмотря на то, что во всех четвертях и за год стояли «пятерки» (даже при том, что я по болезни не сдавал заключительного экзамена, так же, как и по биологии и географии), эту, как утверждают товарищи, очень симпатичную учительницу я совсем не помню. В 10-ом классе нас учил (уже не помню его нерусских имени и отчества, но почему-то с русской фамилией) Яковлев, крупный, с большой лысой головой и мясистым носом мужчина, родом откуда-то, по-моему, из Средней Азии. За его внешность старшие воспитанники дали ему кличку «Слон». А мы прозвали его «Б-р-д-зола» – уж очень красиво он произносил он из-за заметного акцента это название якобы сталинской газеты. Читал он нам Историю СССР, оценка по которой шла в Аттестат отдельной от оценки по общей истории (России) строкой. Читал он довольно монотонно, в растяжку. Поэтому мы частенько почитывали из-под крышки парты художественную литературу. Когда он это обнаруживал, то добродушно говорил: «Новый мэ-тод подпо-льной рабо-ты?» Приходилось книгу убирать. Еще запомнилось, что он любил писать на доске цитаты из работ В. И. Ленина. Написав как-то одну из цитат, он сказал: «У Лэн-нина эта фраза подчеркнута трэма-а черта-ми, а мы, за нэимением врэ-мени, подчэ-ркном ее двума-а чэртами», что и аккуратно проделал. По его предмету, несмотря ни на что, я имел «пятерки», а вот на выпускном экзамене почему-то получил «четверку», которая и была включена в «Аттестат зрелости» Такая вот история с историей, которой я в значительной мере очень интересовался всю жизнь. Немецкий язык, как уже упоминалось, преподавала Людмила Лукинична Шверцель. Спустя много лет в «Оде 21-му взводу» Борис Буйвол назовет ее «бабкой повивальной», вероятно потому, что она сумела все же дать ему определенные знания и привить уважение к предмету, достаточные для того, чтобы он после увольнения в запас при известном хрущевском сокращении Вооруженных Сил на 1 млн. 200 тыс. человек, смог поступить на инфак пединститута и закончить его. По-моему, большинству учеников не позволяла хорошо овладеть иностранным языком методика его преподавания. Она практически копировала методику преподавания русского языка, где в основу положено изучение его грамматики людьми, которые уже имеют огромный лексический запас и приличное умение им пользоваться. Вот этого и не учитывала методика обучения иностранному языку, и, вместо того, чтобы сначала дать приличную лексическую базу и навыки разговорной речи, нас все время учили грамматике, разбору предложений и т. п. Людмила Лукинична выполняла это настолько успешно, что, не имея знания необходимого запаса слов, я мог с «троек» постепенно «перекочевать» на «четверки», а иногда даже на «пятерки» и даже сдать выпускной экзамен на «5». Правда, не без помощи «шпаргалок», написанных нами накануне экзамена на корешках листов словарей, которыми нам на экзаменах разрешили пользоваться. И не без помощи Людмилы Лукиничны. Она накануне экзамена пришла к нам вечером после самоподготовки, чтобы дать нам последние наставления, и застала меня за зубрежкой биографии Шиллера (в качестве дополнительного вопроса на экзаменах просили рассказать, как правило, биографию какого-либо из немецких поэтов, писателей или композиторов; таких биографий было довольно много, и я не успевал их выучить все). Узнав, что я учу биографию Шиллера, Людмила Лукинична сказала: «Учите-учите, я завтра вас обязательно ее спрошу». Я, конечно, ей поверил и спокойно пошел спать. А на экзамене, успешно «расправившись» с помощью «словаря» с вопросами экзаменационного билета, я получил предложение рассказать биографию Шиллера, что и выполнил так же успешно. Полученная за экзамен «пятерка» и включена была в аттестат. Так

стр.14