было. А марш мы совершали километров на 7-8. Воду из фляг выпили на первых же привалах и дальше изнывали от жажды. На полигоне наши офицеры проводили ежегодные зачетные стрельбы с закрытых позиций. Орудия обслуживали, по-моему, наши девятиклассники, а нам предстояло только наблюдать и вникать во все тонкости дела. А самым сложным в этом деле была пристрелка. После подготовки исходных данных для стрельбы по указанной посредником цели сначала проводилась ее «пристрелка» одним орудием, а при достижении необходимой точности производилась стрельба всей батареей на поражение цели. Пристрелку нужно было провести минимальным количеством выстрелов, а поражение цели осуществить минимально возможным количеством снарядов. Офицеры наши не осрамились, что нас очень обрадовало. Ведь тренировались они в основном на винтполигоне, стоявшем в казарме нашего взвода. Вернувшись с командного пункта в район огневых позиций, наблюдали за показными стрельбами прямой наводкой по неподвижным и движущимся целям (фанерным щитам). Стрельбу вели расчеты 85-мм и 100-мм орудий, чемпионы Вооруженных сил по стрельбе прямой наводкой. Впечатление стрельба произвела очень сильное: ни один снаряд не прошел мимо цели. Даже тогда, когда одним выстрелом сносило полщита, вторым выстрелом уничтожалась и вторая половина. И это при том условии, что стрельба на поражение нескольких целей велась при жестком ограничении как по времени, так и по количеству снарядов. После этого мы пообедали (не помню уже как и что) и отправились на пристань в Пуховку. Мне этот марш запомнился на всю оставшуюся жизнь. В процессе марша у меня возникла проблема с передвижением: при движении появлялась резкая боль, прошу прощения, между ягодицами. Нужно было просто подмыться, но я по многим причинам этого сделать до самой Пуховки не мог: во-первых, не знал, что это поможет; во-вторых, совсем не было воды, так как мы ее выпили в самом начале марша; в-третьих, не было никакого укрытия, где можно бы спрятаться от чужих глаз, а иначе – мешала стеснительность. Вот и пришлось мне марш совершать, что называется, «на зубах». Генерал Свиридов совершал марш вместе с нами. Он своими длинными ногами периодически обгонял нашу колону, а потом пропускал ее мимо себя. На привалах мы в изнеможении валились на землю, а он стоял, и некоторые ребята старались спрятать хотя бы голову в его тень, так как вокруг никаких других теней не было. Как же я обрадовался, когда мы прибыли, наконец, в Пуховку и вышли к Десне, где нам разрешили помыться в реке! Это было моим спасением. Катером же мы добрались до Киева и вечером ужинали в своем лагере. После 9-го класса, когда мы осваивали 122-х миллиметровую гаубицу, нас на полигон почему-то не возили. А, может быть, я просто не попал на такой выезд, поскольку в конце экзаменов за 9-ый класс я попал в Киевский военный госпиталь с сильным воспалением среднего уха (по-моему, левого). Я заболел при подготовке к экзамену по истории. Кроме истории предстояли еще экзамены по биологии и географии. Хорошо, что у меня годовые оценки по всем этим предметам были «5», так как они были выставлены и итоговыми и вошли в Аттестат. Киевский Военный госпиталь расположен на одном из Печерских холмов, возвышающимся над Центральным стадионом, носившем тогда имя Н. С. Хрущева. Отсюда вполне можно было смотреть футбольные матчи и другие соревнования. Меня сразу же положили в отделение к известному тогда отоларинологу полковнику Французову. Он назначил немедленно уколы пенициллина на несколько дней через каждые 4 часа днем и ночью, затем – через 6 часов, потом – через 8, и т. д. Я так привык к уколам, что даже не просыпался, когда меня кололи ночью. Через 2 недели мне разрешили вставать и выходить на улицу. Госпиталь был построен еще во времена Петра I. Стены зданий имели почти полутораметровую толщину. Обширная площадь госпиталя была засажена столетними дубами и липами. К воротам вела широкая асфальтированная дорога с тротуарами. Вот я и пошел в первый же свой выход к этим воротам – хотелось на свободу взглянуть. Но, когда с трудом дошел я до этих ворот, то устал так, что назад уже не было идти никаких сил. Хорошо, что из нашего отделения были у ворот два парня. Они меня взяли под «белы руки» и буквально притащили в отделение. Я никак не ожидал, что двухнедельное лечение может настолько ослабить организм. Затем я несколько дней набирался сил и выписался, когда половина срока лагерного сбора уже прошла. По прибытии во взвод меня сразу же взял в переплет Владимир Сергеевич. Оказывается, пока я прохлаждался в госпитале, люди во взводе успели сдать уже летние нормы на значок ГТО. Мне нужно было их догонять: бежать стометровку, кросс на 1 км, плыть на 100 и 400 м и т. п. Я никогда раньше не бегал на длинные дистанции. Да и на 100 м, кажется, тоже. Не помню уже, как я бежал «сотку», а вот кросс на 1 км остался в памяти. Трасса была проложена вокруг одного из военных кладбищ, находившихся рядом с лагерем. Это для меня показалось символичным. И не зря. Нужно было уложиться, по-моему, в 3,5 минуты. Поэтому я начал бежать сразу изо всех сил, которых оказалось еще маловато. Бежал я, света белого не видя. Думал, что не добегу, упаду и помру. Но все же добежал и даже уложился во время. А плаванье я сдавал тоже в одиночестве на водной станции Матвеевского залива, что на Трухановом острове, во время очередного нашего туда похода для купания, движения по азимуту и занятий по прокладке телефонной связи. Не помню уже, как я

стр.21